День шестой

Глава о сердитом тумане, солнечном диске и двухминутном спектакле.

Молочно-белая субстанция поглотила склоны и деревья, оставила лишь немного поблизости, и даже тут пыталась спрятать, растворить в себе верхушки с тёмно-зелёными листьями. Стволы ближних деревьев уже стали блекнуть и размываться, как вдруг пелена дрогнула, зашевелила волокнами и клубами, и медленно уплыла прочь — как будто чего-то испугалась — и всё вокруг снова стало чётким, а вдали проступили тёмные контуры соседних вершин.

Буквально через час или меньше, как только я сказал «прощай» крошечной полянке с пятном примятой травы три на три метра, ещё дикой, но уже с тонкой аурой обитаемости и уюта, я вышел на пологую и широкую часть гребня. Это уже даже был не совсем гребень: цепочка округлых пологих холмов, достаточно больших, чтобы не видеть один холм с верхушки другого. Самое неприятное было то, что к гребню примыкали многочисленные отроги, на которые запросто можно было бы ошибочно выйти. Поэтому я не расставался с компасом, картой и биноклем, в который пристально рассматривал окружающий лес в надежде заметить какой-нибудь знак или туристскую маркировку. Как похожи некоторые пятна или лишайники на коре на круглый знак краской! Даже подойдя вплотную я не всегда мог быть до конца уверен, что передо мной лишь пигментное пятно.

А могут ли пятна на коре естественным образом вырисоваться в форме надписи, да ещё и вырезанной ножом? По-видимому, нет. Надпись настоящая. Волна эйфории была слабой, так как я ожидал этого момента, но тропы никакой не было. Впрочем я и этому легко нашёл объяснение. Место пологое, широкое, легкопроходимое. Любой мог забрести в сторону от тропы и оставить автограф. Так что бросив взгляд на компас, продолжаю путь.

В небольшой ложбинке между соседними холмами вижу отчётливую тропинку, но она почему-то идёт перпендикулярно гребню. Прохожу по ней для интереса в одну сторону и быстро её теряю. «Ну и ладно. Впереди должна быть большая, широкая, магистральная тропа!» — думаю я и... упираюсь в конец гребня.

В направлении юго-восточного азимута, куда я двигался, зияла глубокая долина, тонущая в белой дымке. Едва заметные контуры соседних склонов только сбивали с толку: то мне казалось, что все совершенно не совпадает с картой, то я вдруг осознавал, что узнаю эти склоны... Неужели те жалкие следы позади и были магистральной тропой? Если так, то тогда мне влево — на Хуко. Аутль я решил оставить в стороне — так и на Фишт можно не успеть с такими темпами. Но оставалась всё же вероятность, что я ошибся гребнем и до тропы мне ещё надо пройти немного южнее, то есть вправо.

Как я уже говорил, моя особенность исследовать сначала самые маловероятные варианты, привела к тому, что я начал восхождение на Аутль. Я об этом догадался довольно быстро по затяжному подъёму и наличию хорошей тропы.

В самом начале подъёма на небольшой полянке были следы костровища — я ещё подумал: «хорошее место для стоянки...», — и свежая надпись на дереве: «14.07.97. Воронеж». 14.07!!! Это же позавчера!

Конечно, нехорошо вырезать на деревьях, но как мне эта надпись согрела душу! Да и ориентироваться надписи и зарубки помогают. Бывает, тропы и нет совсем — по надписям только и идёшь.

Итак, вперёд и вверх! Что же там будет, интересно? На что похоже? После стольких дней в лесу хочется выбраться выше его границы. Я то и дело задирал голову и вглядывался туда, куда ведёт тропа: нет ли какого просвета? Но только цепочка красных меток, чуть ли не на каждом дереве. «С чего бы это? А вот и нет их больше... А-а, здесь тропа резко берёт вправо. Кустов что-то много стало, да все мокрые, брр! Туман такой плотный. В 20 метрах ничего не видно. Вот ветерком потянуло... Ух ты! Я же в альпике!»

Тропа через папоротники у Аутля
Тропа через густые папоротниковые заросли на подходах к горе Аутль (тропу практически не видно)

Деревья, росшие здесь группами, были очень низки и походили на кусты, а тропа пронизывала обильнейшие папоротниковые заросли. Со стороны и не видно, что здесь тропа. Но какое же всё мокрое! А туман будто ещё больше сгустился и принялся обрызгивать меня мелкой противной моросью.

Ветер, разметая туман, на какие-то мгновения открывал кусочки дальних величественных пейзажей. Впрочем, величественными они были скорее в моём воображении, так как разглядеть удавалось только жалкие кусочки. Туман то ли был в обиде, что не удалось ему запутать меня в лесу, то ли от природы такой злобный, или нет, скорее безразличный. Но мог бы он для разнообразия и внемлить моим просьбам, беззвучно источаемым мною всё то время, пока я шёл по травянисто-кустарниковому гребню и физически ощущал слева подо мной бескрайние просторы.

Неожиданно тропинка вынырнула на каменистую полянку, дальняя часть которой отсвечивала чем-то белым. Потянуло холодком. Я застыл в изумлении, не веря своим глазам: «Ледник!!!» Впрочем ледников здесь нет и быть не может, а передо мной просто распластался, охватывая и поглощая валуны и неровности земли, большой снежник. Правда, он только выглядел большим, так как его верхняя дальняя часть растворялась в тумане и казалось, что ему нет конца и края, а на самом деле был вряд ли длиннее 50 метров.

Снежник на Аутле
Небольшой снежник на северном склоне горы Аутль. Тропа проходит прямо через него

Я ступил на рыхлую грязноватую поверхность снежника. Ботинки с шамкающим звуком оставили в снегу неглубокие следы. Я снял рюкзак и прислонил его к большому камню с красной маркировкой наверху.

Прогуливаясь по снежнику и вдыхая пахнущий снегом холодный воздух, лепя снежки и пробуя на вкус ледяную, ломящую зубы воду из ручья, вытекающего из-под снега, я никак не мог унять волну чувств. Я был поражён. Начнём с того, что снег летом я впервые увидел по-настоящему, наверно, только сейчас. Но самое главное, я совсем не ожидал увидеть снег именно здесь, на высоте всего 1600 метров, посреди лета, в 20 километрах от Чёрного моря.

Озноб слегка вернул меня к действительности. «Ух, как здесь холодно!» На несколько секунд туман ослабил хватку и над снежником завиднелась серая мрачная стена. Но вопрос о восхождении даже и не стоял: я был настроен взобраться на гору с самого начала. Туман — не помеха, но вот скальная стенка... Травянистые гребешки, обрамляющие ущелье со снежником, выглядели крутовато, но не опасно. Отсюда, судя по карте, тропа идёт дальше не спускаясь и немного огибает вершину. Может с другой стороны подъём будет легче?

Прежде чем тронуться в путь, я потратил минут 15, ожидая просвета, чтобы сделать снимок. «Вот, ну еще немного! Эх, опять заволокло...» Потом еще через несколько минут: «Вот, ну давай! Эх, в прошлый раз было лучше...» И так несколько раз. Наконец, снимок сделан (вошла какая-то лесистая вершина верховьев Пшехи и, кажется, даже кусочек плато Черногорье) и я, следуя маркировке на камнях, ступил на тропу по другую сторону снежника.

Тропа сначала миновала небольшую рощицу на отроге, затем пошла траверсом по крутому склону, заросшему высоким бурьяном. Потом ещё были два отрога и вот пейзаж резко поменялся. Я находился в неглубокой, почти горизонтальной ложбинке. Тропа резко повернула вниз по этой ложбинке, но метров через сто растворилась в кустах. Я не стал тратить время на её поиски и вместо этого забрался на гребешок, как бы продолжая обход вершины. После случая со снежником я уже был готов к неожиданностям, но увиденное всё равно поразило меня. С верхушки холма открывался вид на широкое чашеобразное понижение. В этот раз снежник был ещё больше. Склон между мной и снежником представлял собой каменный хаос: глыбы поперечником до двух метров были в беспорядке навалены толстым, но довольно ровным слоем. Правда, об истинном размере глыб я узнал, только когда легкомысленно решил пройти напрямик к снежнику прямо через эти завалы, а издалека всё казалось просто и легкопроходимо.

Судя по картинам, видимым иногда сквозь разрывы в тумане, я находился вблизи нижней границы облаков. И действительно, стоило мне начать спуск к снежнику, как я вышел из тумана и теперь облака лишь изредка и ненадолго опускались мутной завесой. Отсюда совершенно гнетущее впечатление производил плотный слой облачности буквально в десятках метров над головой.

Аутль - большой снежник
Большой снежник на Аутле. Именно отсюда, по-видимому, идёт основной маршрут на вершину

В тот момент, когда я понял, что каменный завал стоило бы обойти, чем карабкаться через него, я вдруг услышал равномерные постукивания, будто невдалеке происходил маленький каменный обвал. Уставившись на источник звука, я потянулся было к фотосумке, но тут же остановился. Медведь (или медвежонок — на таком расстоянии не понятно) был слишком далеко и пока я накручивал бы телевичёк, он уж точно скрылся бы в зарослях. Вместо этого я достал бинокль, поднёс к глазам и... ничего не увидел, кроме расплывшихся пятен: от влаги запотели линзы. «Вот ёлки-палки!» Медведь бежал вбок прямо через каменный завал в его верхней части и камни, сотрясаясь от его веса, производили такой равномерный глухой звук, который я и услышал вначале. «Как быстро бегает, — подумал я. — Мне бы так по этим камням. Вот ведь незадача: уже 20 минут иду к снежнику, тогда как сверху казалось пять минут — и там...»

С непередаваемым облегчением я ступил на такую ровную и приятную после камней снежную поверхность. По периметру одного огромного валуна между камнем и снегом была узкая трещина. Я заглянул в неё: «Ого! Метра полтора!» Излив очередную долю восторга, я вскоре бодро зашагал по снегу в сторону вершины.

Путь наверх отсюда выглядел значительно проще, чем у прошлого снежника, по крайней мере первая часть подъёма. А вся верхняя часть горы так и оставалась скрытой в тумане.

Я начал медленно, с частыми остановками, подниматься по сухой каменистой балке, и вдруг моё внимание привлекло розовое пятнышко между камнями. «Ух ты! Зеркальце!» Стекло в розовом пластмассовом обрамлении было треснуто и заляпано грязью. Я протёр пальцем гладкую поверхность и увидел в ней грязноватую, покрытую щетиной физиономию. «Взять, не взять? На память об Аутле...» Подумав немного, я аккуратно положил зеркальце точно на то же место, где оно было до этого.

Войдя в слой облаков, я перестал видеть снежник подо мною. Теперь весь мир ограничивался пятнышком в 20-30 метров: редкие кустики, да диковинные высокогорные цветы на длинной ножке медленно проявлялись впереди из тумана, а потом также медленно исчезали позади внизу. А ещё иногда туман зловеще темнел и по бокам проступали контуры крутых каменистых гребней.

Когда путь по каменной балке стал слишком крут, я заприметил справа более пологий травянистый склон. Хватаясь руками за корни наиболее прочных на мой взгляд трав и кустиков, медленно продвигаюсь вбок и по возможности вверх. Крутизна склона такова, что стоя на нём я свободно дотягиваюсь рукой до земли. Рюкзак жутко мешает, но ещё больше мешает фотосумка на груди — постоянно путается в траве. «Почему же нельзя было оставить рюкзак внизу?» — мог бы спросить дотошный читатель. Тому причин было несколько. Во-первых, я не хотел лишний раз рисковать: был шанс заблудиться в тумане, оставленный рюкзак мог привлечь любопытного мишку и так далее. Я чувствовал себя без рюкзака беззащитным — будто голым. Кроме того, я надеялся, что смогу спуститься сверху другим путём, если разойдётся туман, либо набреду на какую-нибудь тропинку. Последняя причина была даже, наверно, самой основной.

Вот, наконец, я оказался в крошечном наклонном цирке, откуда на предвершинный гребень вели некрутые травянистые склоны. Вершина близка! Высота и огромные просторы прямо чувствуются несмотря на туман.

У места выхода на гребень старательно приминаю траву, пытаюсь запомнить каждый стебель. При возвращении это будет самое сложное место в смысле ориентирования. Жаль, турчик сложить не из чего.

Вершина заросла густой, но невысокой травой. Ничем остальным примечательным она не выделялась. Оставив рюкзак, я прошёлся по гребню ещё метров 50 — дальше от рюкзака я отойти не решался. Пологий спуск... Через много лет я узнал, что, оказывается, до самой вершины я немного не дошёл. Однако ясно, что в моей ситуации это было совершенно безразлично.

Ветер неторопливо перегонял облачные массы. Причудливые тени и очертания медленно проплывали мимо и периодически становилось то темнее, то светлее. Как-то раз за облачной пеленой показался тусклый, но ярко очерченный белый диск солнца. Ну что ж, подожду ещё минут 20. Может, повезёт... Было самое время перекусить, но от холода не хотелось двигаться, даже доставать еду. Я только поплотнее натянул капюшон своей брезентовой куртки, придвинулся ближе к рюкзаку и уставился на чарующие завихрения и призрачные тени.

Нет, всё! Пойду я. Слишком уж холодно. По знакомому пути, да ещё вниз, идти было просто. Вот сход с гребня, вот цирк... Ага, а сверху виден другой путь, полегче. Спускаюсь немного и присаживаюсь на камне отдохнуть. И тут облака резко расступились...

Вид с Аутля в сторону Туапсе
Вид с Аутля во время неожиданного короткого прояснения в непогоде. Вдали виднеются горы Туасинского района

Контраст был поразителен: серый полумрак оказался на самом деле солнечной полянкой, а серая растительность приобрела вдруг яркий и очень чистый светло-зелёный оттенок. На горизонте раскинулись заслоняя друг друга бесчисленные горные хребты, а над ними плавали белые облачные острова... Я не только стоял, раскрыв рот от восхищения, но и вслепую нащупывал где-то справа от себя сумку с фотоаппаратом. Нацепив сверхширокоугольник, одним снимком охватываю всю долину от одного борта до другого. Видимость была такая, что я даже мог различить гору Большое Псеушхо у Туапсе и узенькую тёмно-синюю полоску моря...

К сожалению, у фотоаппарата был дефект, о котором я пока не знал, и кадры иногда слегка перекрывались друг с другом. Так получилось и с этим кадром, от которого пришлось потом отрезать одну треть, после чего он стал гораздо менее эффектным.

Занавес спешно стал закрываться, в оставшийся просвет ещё можно было видеть, как рабочие бесшумно снимают декорации, а артисты с безразличным видом снуют по сцене: в театре одного зрителя спектакль длился две минуты. Такие вот причуды бывают у природы-режиссёра...