Фишт — долгий путь к мечте
День пятый. Дорога к верховьям реки Аутль — заросли
День пятый
Глава о древних мастерах, силах природы и лесной глуши.
«Как часто мне приходилось слышать этот звук!» — вспоминал я своё прошлые путешествия и многочисленные спелеопоходы: тысячи мелких капель отбивают непрерывную дробь на ткани палатки, им вторят и разнообразят мелодию отдельные крупные экземпляры. Иногда шум немного стихает, но вот легкий порыв ветра, едва слышный шорох листвы — и тут же ткань палатки отзывается частой барабанной дробью...
Дождь был не слишком сильный, но собрать палатку, не вымочив ее до нитки, тем не менее, было невозможно. Я уже позавтракал вчерашним рисом — «мишкиной кашей» (ох и много же у меня его получилось; я остатки потом вывалил в кусты — мишкам тоже надо что-то есть...), собрал спальник, все вещи, фотосумку, упаковал в рюкзак все что можно и сейчас сидел внутри опустевшей палатки на туго смотанном спальнике (коврик то был уже в рюкзаке) и ждал малейшего перерыва в непогоде.
Почти все вещи были сухими — помогло вечернее солнышко, а в хорошей двухслойной палатке мне не был страшен никакой дождь. И, возможно, поэтому мной овладело чувство приятного умиротворения: вот, снаружи мокро и сумрачно, а у меня тут сухо, тепло, сытно и даже немного просторно: палатка-то трёхместная... Частичка комфорта, маленький уют без потери тесного соседства с природой вызывает ни с чем не сравнимые чувства, особенно если он возникает случайно, на несколько часов, после продолжительной борьбы за него. Это как будто в сильную грозу ты стоишь на крыльце под навесом, а позади, внутри дома трещит поленьями, исходит жаром печка, на деревянном сколоченном столе — свежая горячая еда, а рядом слегка подрагивает от ветра пламя свечи...
Дождливая ночёвка у горы Чамул-Тапа (виднеется справа)
Время от времени я приоткрывал полог палатки и выглядывал наружу. По ту сторону реки, совсем рядом виднелась остроконечная лесистая верхушка горы Чамул-Тапа с едва заметными скальными выходами. Эта гора, высотой 860 метров была обозначена на карте, и поэтому я довольно точно мог определить свою высоту: около 800 метров над уровнем моря. «За сегодня мне нужно набрать больше километра», — подумал я, наивно полагая, что к вечеру буду либо на Аутле, либо на Хуко.
Стало тихо. Тихо? Так, вот же она, долгожданная пауза! И хотя с неба ещё падала мелкая морось, я вынес наружу рюкзак, накрыл его накидкой от случайных капель или внезапного дождя, и быстро стал собирать палатку. Для этого в первую очередь нужно снять верхний непромокаемый тент. Он мокрый не только снаружи — из-за дождя, но и внутри — из-за конденсата, поэтому нужно быть особенно внимательным и следить, чтобы его ткань не соприкоснулась с пока ещё сухой тканью внутреннего тента. Обычно это не удаётся и после снятия верхнего тента, внутренний уже оказывается наполовину мокрым. Теперь, отложив в сторону верхний тент, нужно как можно быстрее сложить внутренний, пока ещё дождь не намочил его окончательно.
Я всегда укладываю под палатку полиэтиленовую плёнку размером три на три метра, поэтому дальнейшие действия мне удобнее совершать босиком, стоя на плёнке. Три восьмиколенных металлических дуги, служащих остовом для всей конструкции, собираются довольно быстро и упаковываются в отдельный мешочек. Внутренний тент теперь валяется под ногами грудой тряпья. Расправляю его, складываю в несколько раз и туго сматываю в рулон. Теперь то же самое с верхним тентом. Мокрая палатка становится заметно тяжелее, но с этим приходится мириться. Теперь нужно сложить мокрую и чаще всего грязную — в земле, листьях, раздавленных или живых насекомых — плёнку. И вот так по два раза в день. Я еще подумывал иногда во время похода, насколько было бы быстрее ходить вдвоём: один ставит или собирает палатку, другой — готовит еду. Что ж, мне приходилось потом и вдвоём ходить и втроём, но по непостижимым для меня причинам это оказалось гораздо медленнее...
Итак, упаковав всё в рюкзак, окидываю прощальным взглядом уютную полянку. Теперь это место — мой друг и когда я приду сюда снова, он снова зашелестит листвой, замашет макушками деревьев, зажурчит речной водой: «Привет, друг! Рад, что ты опять забрёл в нашу обитель!» И так почти везде в горах. Возможно, именно поэтому мне нравится возвращаться на старые места: я как будто навещаю старых знакомых...
Дорога медленно шла вверх и так же медленно передвигался я размеренной осторожной поступью со стёртыми из-за дурацких ботинок ногами. Да уж! Дома казалось всё нормально, да и вначале пути всё было в порядке, но уже к вечеру, да что там, к обеду первого дня появились мозоли. А ботинки-то одни... Не возвращаться же из-за этого домой? Вот и приходится идти будто босиком. «Я бы смог идти раза в полтора быстрее, а значит в полтора раза дальше бы дошёл, больше бы увидел...» — всё переживал я по этому поводу. Ну да ладно. Уже через 15 минут ноги привыкают и я перестаю кряхтеть на каждом мелком камушке и начинаю смотреть по сторонам.
Дорога на Грачевский перевал в короткий солнечный перерыв между дождевыми зарядами
Вокруг — бескрайний мир леса. Куда ни глянь — всюду взгляд натыкается на бугристое зелёное покрывало горных склонов. Везде сплошной тёмно-зелёный цвет, который стал особенно ярким и насыщенным, когда солнце вдруг вышло из-за туч. Никаких других оттенков, так как лес почти не смешанный, склоны гладкие, без скал и обрывов. И посреди этого лесного мира — узенькая серая полоска дороги, и то её видно только до ближайшего поворота.
Но хорошая погода радовала меня недолго. Жаркое июльское солнце тут же испарило с поверхности лесных массивов тонны воды, перенасытив и без того насыщенные влагой воздушные массы. И вот вскоре облака снова сгрудились в кучу, наслоились друг на друга так, что свет едва приникал сквозь их толщу. А когда их толщина стала еще больше, те микроскопические порции воды, которые, повинуясь течениям воздуха, сновали вверх-вниз, стали объединяться в капли, которые восходящие потоки воздуха уже не могли удерживать на весу и те, выскользнув из тучи, устремились на землю. Так и пошёл опять дождь. Поначалу он был не сильным. Даже бывали моменты, когда можно было снять накидку. И в один из таких моментов я проходил по наспех сооружённому бревенчатому мостику, заметив при этом, что как раз находился в таком месте, до которого можно было бы доехать на легковушке. Дальше — только на тракторе или грузовике: мостик для легковой машины совершенно не проходим.
Яркие краски дождливого леса
Ручей, который протекал рядом, был по случаю дождя относительно полноводен. Его окружала густая зелень папоротников, а все камни в его русле, валежник, листочки растений благодаря вездесущей влаге приобрели серебристо-зеркальный оттенок. Для съёмки с руки здесь было темновато, поэтому я достал штатив, установил его на мостик, прикрепил фотоаппарат, тросик к нему (чтоб не дрожал при съёмке). Пока всё настроил, сделал снимок (выдержка — 2 секунды), собрал все обратно — на всё про всё у меня ушло минут двадцать. Я ещё подумал, нужно ли тратить столько времени на один единственный снимок, если их можно сотнями щёлкать в более светлых и не менее живописных местах? Однако стоит упомянуть, что из всех снимков этого путешествия, те два (включая этот), что были сделаны с использованием штатива, оказались одними из самых живописных, как бы сказочных, так как отображали редко используемый в фотографии пейзаж тёмного леса. Кстати, следующий снимок я сделал только через сутки. Как вы думаете, почему? Ну, не только из-за непогоды, но ещё и из-за того, что мне будет особо не до снимков, но обо всём по порядку...
Через несколько часов (ох и длинная же эта дорога!), в течение которых всё время шёл сильный дождь, дорога резко развернулась на 180 градусов. Здесь вправо вверх уходил хороший волок — путь на Грачевский перевал, по словам Виктора. Вроде пока всё сходится. Теперь впереди — безымянный перевал, выводящий к истокам речки Аутль, и дальше нужно найти такую комбинацию ориентиров: оползень, конец дороги, 200 метров по ручью и там — дорога вверх на Аутль. Всё казалось бы просто, да только дело в том, что такие приметы (оползень, вроде конец дороги и какой-то ручей) встречались через каждые несколько сотен метров. Но об этом позже.
Дорога стала ровнее и я понял, что перевал уже близко. Из-за крутизны склона деревья не загораживали обзор влево. Эх! Какой великолепный вид... был бы отсюда, если бы не туман! Виктор говорил, что Аутль отсюда — как на ладони.
Дождь почти перестал идти, и туман был не очень плотным, поэтому метров на 300-500 вокруг можно было что-то различать. Вскоре я понял, что спускаюсь, а никаких оползней нет. Судя по карте магистральная тропа должна проходить в 5-6 километрах отсюда, если пойти по гребню, и набор высоты всего метров 300. Но взглянув на вздымающийся в небо склон с вековыми, растущими вкривь и вкось деревьями, я содрогнулся от этой перспективы и продолжил спуск по дороге.
Откуда-то снизу доносился шум падающей воды, но я поначалу никак не мог определить, где же источник. Справа вверх уходил ещё более крутой склон, чем раньше, с густым дремучим лесом, по ложбинкам и обочине дороги текли маленькие ручейки, но они звучали тихо и мелодично, а тот водопадик шумел низким ровным баритоном.
Вот же он. Ничего себе! Внизу под дорогой на глубине около семи метров была толстая сточная металлическая труба. Она выдавалась из земли на пару метров и из неё вытекала струя воды. Так как склон был довольно крут, то вода падала с высоты метров пять, издавая такой монотонный громкий звук. Я уже в который раз поразился инженерному искусству строителей дороги, этими многочисленными мостами, насыпями... Конечно, и раньше, и после этого я видел и более сложные и удивительные дороги, но здесь, в таких диких и отдалённых местах, эта полуразрушенная, но сохранившая в себе остатки былой роскоши дорога казалось работой древних мастеров и умельцев.
«О! Оползень!» Часть дороги вместе с молодыми деревцами съехала вниз на несколько метров. «Нет. Не то место...» Ни ручья, ни развилки, и дорога продолжается, правда уже не такая хорошая. Она немного заросла травой и видно, что по ней уже довольно давно не ездили.
Пройдя ещё немного, я увидел продолжение пути на следующем отроге. Дорога шла карнизом по совершенно непроходимому без неё склону, петляла, следуя изгибам горы. И вот за очередным поворотом... «Ух! Грандиозно! Вот это да!» Я минут десять изливал превосходящие эпитеты, стоя на краю огромнейшего свежего оползня. Верхняя бровка оползня унесла 10-15 метровый участок дороги и метров 5 склона повыше, а внизу наподобие горных цирков, разверзлась округлая яма, только стены и дно у неё были не каменными, а земляными, грязно-коричневыми. Что же делать? Какой соблазн был разбежаться, да прыгнуть на ту сторону обрыва, но 10 метров мне не одолеть даже без рюкзака. Я уж собрался было спускаться вниз, смирившись с тем, что вылезу оттуда грязным, как чушка, но решил всё же проверить возможность верхнего пути. Дело в том, что, как я уже говорил, склон выше дороги весьма крут, основательно зарос и выглядел совершенно непроходимым. А поскользнувшись можно было упасть в эту грязно-коричневую яму с высоты не менее 15 метров.
Беглый осмотр склона показал, что оползень, оказывается, вовсе не свежий: по бровке обрыва уже была пробита тропа. Но прежде чем пойти по ней, я убрал накидку и фотосумку в рюкзак, чтоб не мешали. Тропа проходила сквозь суровые заросли и в то же время идя по ней приходилось крепко держаться за стволы, чтоб не упасть — обрыв маячил в просвет между веток и листьев. И вот, не без труда преодолев эти несчастные несколько десятков метров, я снова на дороге. Ура!
Продолжив путь дальше, я то и дело оборачивался, поглядывая на огромный оползень, и прикидывая, как же его лучше сфотографировать, пока он не скрылся за поворотом. Снимок я так и не сделал из-за дождя...
Этот оползень оказался, по-видимому, не тот самый, который был мне нужен. Дорога всё шла и шла на спуск, рельеф становился ровнее и сглаженнее, я же, всматриваясь в лес, искал любую дорогу или волок, ведущий вправо, на хребет. И вот дорога резко закончилась. Прямо под ногами бурлил коричневым потоком располневший от такой погоды ручей, перенося во взвеси песок и мелкие камушки, а тяжёлые валуны перекатывая медленно и с низким гулом. В десяти метрах ниже по течению валялась огромная бетонная сточная труба — бывший мост, а за ручьём наверху двухметрового обрыва сплошным частоколом рос молодняк. Это вряд ли можно назвать оползнем — дорога просто смыта ручьём, но кто его знает, чего имел виду охотник.
Так, теперь нужно пройти ещё 200 метров и..., но куда? По ручью или туда, куда шла когда-то дорога? Этого я не знал и сейчас мучительно вспоминал, что же ещё говорил Виктор. «Эх, его бы сейчас сюда! — думал я с лёгкой обидой на то, что он не дал более чётких ориентиров. — Сначала проверю, что дорога действительно закончилась».
Я решил не прыгать на скользкие камни с тяжёлым рюкзаком, и поэтому перейти ручей удалось только пожертвовав сухостью ботинок. Правда сухостью в этот момент я называл такое состояние, когда в ботинках не хлюпает. Так что перейдя ручей, забравшись по осыпающемуся песчано-галечному склону на верхнюю часть обрыва, и выжав как следует носки, я получил ровно такую же степень сухости, что была до брода.
Накидка уже начала рваться под подбородком и прежде чем войти в заросли, я одной рукой поплотнее сжал место разрыва, а другую выставил из-под накидки, чтобы раздвигать ветви. Литры воды с мокрой листвы тут же обрушились со всех сторон и всё, что не было защищено накидкой промокло до нитки. Однако я был в некотором смысле вознаграждён: здесь шла тропа. Но каково же было моё удивление, когда через пару минут я вышел из зарослей и снова оказался на дороге, которая, как ни в чём не бывало, продолжала идти траверсом по склону чуть спускаясь, будто и не было позади ни зарослей, ни оползней.
Я не буду утомлять читателя повторными описаниями вышеупомянутого события, скажу только, что точно такие же места (размыв, заросли, снова дорога) мне встретились ещё дважды, только длина тропы через заросли с каждым разом становилась всё больше, да в одном месте я видел следы костровища и чьего-то привала. Здесь ходят люди! Такая мысль в данном месте и в данной ситуации казалась почти сумасшедшей.
Однако, если все предыдущие ручьи были, очевидно, притоками реки Аутль, в верховья которой мне и посчастливилось попасть, то в этот раз я был точно уверен, что спустился к самой реке. Теперь не только вправо, но и влево уходили в заоблачную даль лесистые склоны, их крутизна у самого русла была довольно велика, как это и бывает обычно вблизи крупных ручьёв и речек в горах, а дорога, постепенно растворяясь в зарослях, уткнулась в её берег и закончилась. Отсюда единственный путь — по руслу, так как оба склона слишком круты для тропы и тем более для дороги.
Я уже давно перестал обращать внимания на ручейки и лужи и поэтому спокойно зашагал прямо по воде. Неожиданно сверху, почти из зенита, ярко засветило полуденное солнце. Оно как будто издевалось, предлагая подсушиться мне, стоящему в накидке посреди горной речки. На самом деле оно выглянуло попрощаться — мне бы с ним повежливее в тот момент, но откуда же я знал, что следующий раз увижу его только через три дня (не считая одного очень короткого момента, о котором я непременно расскажу в своё время).
Но что это там впереди, на фоне деревьев? Я достал запотевший бинокль и долго оттирал линзы сухими частями футболки. Удивительно! На вполне приличной высоте от одного склона до другого был протянут трос. Или провод? На меня этот факт произвёл почти такое же впечатление, как будто я увидел посреди леса пятиэтажный отель, инкрустированный стеклом и мрамором. Это означало одно: там что-то есть и рядом с этим чем-то должна быть дорога.
Я перешёл на левый берег, где обозначилось продолжение старой, жутко заросшей дороги. Пользуясь неожиданно свалившимся с неба теплом, я разложил некоторые вещи на сухих и уже даже горячих камнях у реки и решил немного перекусить.
Высоко над головой струной протягивался толстый стальной трос. Видимо когда-то по нему переправляли лес с одного берега на другой, где грузили на лесовозы. А те потом отвозили этот лес в посёлок по дороге, по которой я иду вот уже почти сутки. Путь, который проходили спиленные брёвна от места произрастания до погрузки на узкоколейный поезд мне стал более или менее ясен, но как попадала на правый берег техника — трактора, тягачи?.. Не по тросу же. Здесь по крайней мере никакого разумного объяснения я найти не мог.
С мыслями вроде «ну, я не трактор — везде пройду», я снова нагрузил на себя рюкзак и, покинув солнечное местечко у шумной речки, двинулся через заросли на левый берег к месту крепления троса. «Почему же на левый, когда нужно на правый?» — спросит внимательный читатель. Дело в том, что если есть два варианта пути, то я сначала проверяю самый неправдоподобный, чтоб закрыть его и точно сказать, что это не тот путь. Зато если вдруг он оказывается верным, это большой сюрприз. Стоит, кстати, добавить, что если бы не это моё правило, на Аутль я не попал бы, но об этом позже...
Да уж, дерево они выбрали что надо! Пень, за который крепился трос, был метра полтора в диаметре и, кроме того, конец троса ещё был закреплён за сваю, вбитую, по-видимому, в скальный грунт. Никаких намёков на дорогу здесь не оказалось — просто площадка для крепления троса. Теперь мне точно нужно на другой берег. Это всего метров 20... по прямой. Как заманчиво перебраться по тросу! Но без специального снаряжения страшновато: высота посередине приличная. Я даже попробовал повиснуть на тросе — только руки испачкал в засохшей смазке. И мне пришлось снова спускаться вниз, переходить речку в уже почти успевших высохнуть ботинках, а затем на другом берегу карабкаться на осыпающийся земляной склон, цепляясь за ветки и корни деревьев...
Тугие ветви лавровишни с мясистыми глянцевитыми листьями со своеобразным свистом скользят по рюкзаку и затем резко смыкаются позади. Вот и ещё пару метров...
В некоторых местах, где заросли были не такими высокими, я мог немного оглядеться. На отлогом широком склоне рос редкий, но высокий лес, а его нижний ярус пестрел разнообразными низкорослыми видами. Вон тёмно-зелёные пятна — это молодые ёлки, но их здесь немного. А вон там заросли малины или ежевики — туда лучше не ходить без необходимости. Но больше всего было молодняка каких-то лиственных пород на метр выше головы. «Медведи обычно обитают в непроходимых зарослях кустарника (лавровишни, падуба, малины и т.п.), являющегося подлеском дремучих лесов Кавказа, в их наиболее удалённых от жилых районов и дорог участках...» — вспомнил я цитату из какой-то книжки о природе Краснодарского края. Место, где я сейчас находился, просто идеально соответствовало этому описанию. Дорога, которая начиналась от троса у реки, почти сразу растворилась в лесных джунглях, поэтому я не раздумывая взял азимут и двинулся вверх на гребень, по которому надеялся дойти до магистральной тропы.
Почти три часа, передвигаясь едва ли на десять метров за минуту, продирался я через густые заросли. Мысли крутились и путались, но среди них выделялась одна: «всё когда-то кончается и рано или поздно я дойду до тропы». Вот, наконец, склон стал чуть круче и высокий подлесок уступил место более низкому и легкопроходимому. Ничто так не изматывает, как путь без дороги, но ничто так не придаёт силы, как неизвестность. Куда я выйду? Далеко ли ещё? Есть ли там тропа? Когда я теряю дорогу, во мне как бы открывается второе дыхание, и я не обращая внимания на ссадины и ушибы, ломлюсь вперёд, пока не узнаю точно, где нахожусь.
Время, однако, близилось к вечеру. Сквозь деревья и листву стали видны контуры соседних склонов и вершин. Значит я уже достаточно высоко поднялся и вот-вот будет гребень. Из-за облаков кажется, что уже скоро стемнеет, но по часам я вижу, что могу спокойно идти ещё целый час. Хоть бы какая ровная площадка. Мне всего то нужно два на два метра... ну или чуть больше.
Буковый саблевидный лес. Молодое дерево под тяжестью снега, которого здесь зимой выпадает огромное количество, полностью пригибается к земле. Весной его верхушка первой вытаивает из-под снега и вытягивается вертикально вверх. Но нижняя прикорневая часть ствола так и остается изогнутой подобно сабле всю оставшуюся жизнь дерева, даже когда оно огромно и могуче, так что никакие снега уже не способны его согнуть. Самая нижняя часть ствола практически горизонтальна и на ней удобно отдыхать, когда вокруг больше нет ни одного ровного места. Вот и сейчас стою я у одного, точнее на одном из таких великанов, держась рукой за гладкий пятнистый серый ствол, и уже выискиваю следующее дерево повыше, где я снова остановлюсь перевести дух. Ох и устал же я!
Вскоре я вышел на небольшой гребешок. Он тут же примыкал к ближайшему склону и сливался с ним. Конца подъёму пока не видать, но здесь был небольшой пятачок ровной земли. Как раз под палатку...
Крошечные язычки пламени вырывались из-под полуобгоревших веточек, а красные угольки неровно дышали своим сиянием. Костёр почти погас, но он мне был больше и не нужен. Густой суп весело булькает в котелке и уже готов. Снимаю его с огня и ставлю рядом, а подставку отодвигаю в сторону, чтоб остыла. Подставка — это самодельная прямоугольная конструкция, которая одним движением руки разбирается на два Г-образных прута и занимает совсем мало места. Для костра достаточно лишь найти два подходящих камня или бревна и положить на них эту подставку. Затем набросать под неё сухих веточек, поджечь их, и вот походная кухня готова.
Вокруг — почти полная тишина. Не слышно даже пения птиц и только ветер слегка шелестит листочками. Интересно, когда здесь последний раз бывал человек? Это ж надо, в какой глуши пришлось заночевать! Стало немного жутковато и захотелось поскорее выбраться наверх, в альпику, где всё видно, всё понятно... Не дожидаясь полной темноты, я забрался в палатку и зажёг свечку. Её тусклое на фоне вечернего полумрака пламя отбросило кольцо света на дно палатки. По стенкам заметались неясные тени. Я прислушался... Ничего... Никого... Становилось зябко. Я снял мокрую одежду и наполовину залез в спальник. Какая благодать — растянуть, расслабить тело после такой нагрузки, ощутить под собой мягкую, ровную поверхность...
Я достал карты. Вот уже пятый вечер я пялюсь в глянцевые цветные листочки, вглядываясь в каждую горизонталь, но только сейчас впервые ощутил свою зависимость от них. Ведь это единственное, что поведёт меня завтра дальше... ну, не считая компаса и интуиции.
Что будет завтра? — этот вопрос меня волновал больше всего. Я пытался представить себе светлый лес, набитую маркированную тропу... Хорошую погоду я воображать не стал — тропы вполне достаточно. Но вот картина поплыла, размылась и перед глазами отчётливо замаячили ветви, листья, поваленные гнилые деревья, валежник. Прогнать видение не было возможности. Оно стремительно надвигалось, расступалось узким коридором и с шумом смыкалось позади...
